К жизнерадостной итальянской расхлябанности привыкаешь легко. Пара дней на бот-шоу, и «в два часа дня» уже прочно понимаются как «после обеда, когда допьем последнюю бутылку красного». Но праздник закончился, многоязыкую журналистскую братию усадили в автобус и повезли поперек «Сапога» к другому морю — Адриатическому. И — перебой ритма: едва автобус выруливает на улицу генерала Першинга в Мондольфо, «два часа дня» перестают означать «где-то во второй половине дня». Здесь два часа могут наступить с утра, завтрашний день прорывается в сегодняшний. Город размыкается футуристического облика зданием: стеклянные панели, стянутые наружными металлическими трапами, вздымаются к небесам, словно вставшая на дыбы лодка. В полупрозрачных стенах мерцает отражение стоящего в длинном бассейне полнометражного макета Pershing'а 78. «Плыть в будущее» — таков официальный девиз, но для своих корректируют: «Опережая будущее». Устремленность вперед ощущается и в порывистых движениях сопровождающих Group-директоров. Предысторию компании излагают на лету, пунктирно: в 1981 году Тилли Антонелли вместе с Фаусто Филиппетти и Джулиано Онори спустили на воду первую яхту. В 1985 году за дизайн первого Pershing'а (45-футового) взялся Фульвио де Симони. Сегодня — мы как раз пробегаем через уставленный компьютерами зал, где по волнам жидкокристаллических экранов проплывают новые модели — сегодня в мире более 500 Pershing'ов, доход компании в 2004 году составил свыше 90 миллионов евро, шестая часть в общем доходе Ferretti Group, в которую компания входит с 1998 года.
— Принадлежность к консорциуму не стесняет?
— Стесняет?! — На той же скорости нас мчат в обратном направлении, вверх по лестнице, в штаб-квартиру, где трудятся в просторных стеклянных кабинетах топ-менеджеры. — Смотрите, здесь каждая комната названа по имени одной из компаний Ferretti!
Действительно, на дверях обозначены имена Apreamare, Mochi Craft, Ferretti, недавно приобретенной и отданной в управление Pershing'у «Итамы».
— И что это значит?
— Pershing — в Ferretti Group, Ferretti Group — в Pershing. — И, не давая задуматься над символикой, сквозь офисное здание вывели к покрасочному цеху.
Цех этот, оснащенный по последнему слову техники и один из крупнейших в мире (500 кв.м.), — предмет особой гордости. Здесь на лодки наносятся две безошибочно узнаваемые полосы — черная и синяя, черная и красная, — словно метки, помогающие уследить за полетом над водой. Налево — производственный корпус (6500 кв.м), где строят лодки в диапазоне от 50 до 115 футов; направо примерно столько же площади отводится для крылатых ракет длиной от 37 до 46 футов. Здесь же одно из ключевых помещений — склад запчастей. Тот, кто ходит в море на Pershing, не умеет и не любит ждать. Компания наладила прямой клиентский сервис. Заказы на любую подлежащую замене деталь поступают в центральный компьютер и выполняются мгновенно.
Образцы «сэндвичевого» пластика, металлические стяжки, отрезы досок. Дальше — собственно верфь, матрицы, в которых слой за слоем наращивается фиберглас корпуса. Белые «крыши», когда они плоско лежат на полу, и впрямь похожи на самолет или ракету. Готовые полые корпуса с фанерной выкройкой внутри. Несколько быстрых и точных взмахов рулеткой — каждый замер перепроверяется трижды, — и в фанере вырезается иллюминатор. Только когда все отверстия будут выполнены в фанере, — характерный овал — не овал, что-то более агрессивное, инопланетный глаз, прищуренный навстречу земному ветру, — воспроизведут «вживую».
Мы еще не видели готовой лодки, но в самой работе такая энергия движения, что всех залихорадило желанием пощупать, отведать, обладать.
И вот они, Pershing'и, — у причала, в ожидании тест-драйва. Пока наш 62-й не врубил скорость, мы по разным трапам ринулись осматривать каюты (на Pershing'е, не в пример иным, в каждую — отдельный вход). Интерьер, конечно, примеряется к клиенту, но стандартный вариант — сочетание жесткого блеска металла с теплыми желтыми и оранжевыми оттенками обивки — лично меня бы устроил. На двадцати узлах в час качка не ощущалась.
— Выходите, выходите! — закричали сверху. Скорость нарастала.
Убедившись, что все покинули нижнюю палубу, капитан выдвинул кресло, соединив его с угловым диваном, и спинкой замкнул вход в кормовую каюту.
— Дети спать, взрослые гулять!
Это и впрямь походило на гулянку, на праздник. Стеклянная панель между салоном и кокпитом раздвинута (правая половина ушла в сторону, левая поднята вверх, образуя прозрачный навес над наружным столиком), и все пространство от кормы до пульта управления пронизано упругим воздухом, бодрящим, как избыток кислорода на дайвинге. Пятнадцать человек развалились на диване и в креслах, на сорока с гаком узлах нас слегка вжимает в мягкие спинки, и это усиливает ощущение комфортности, словно тело сливается с лодкой. Но тут из кокпита крикнули:
— Сорок шестой!
Все ринулись на корму. Азарт не рыболова — китобойца. Загарпунить мгновение. «Меньшой брат» нагонял, поддразнивал, возникая то справа, то слева. Наш рулевой вступил в соревнование. Скорость отрыва от воды. Бум-бум-бум — до икоты подбрасывало на краешке задней площадки. Фокусировка сбивалась, 46-й вылетал в струе кильватерной пены и пропадал вновь. У самых удачливых запечатлелась тень дельфина, акулий плавник над водой.
Уже в гавани, сравнивая снимки, смеялись друг над другом.
— П-посмотри, П-Pershing!
— П-появился!
— П-пропал!
Он появится — и исчезнет вновь. Он уже здесь. Уже — не здесь. Полет из будущего в будущее. Воплощенное движение. А на следующий день автобус заблудился, объезжая аварию, и мы пересекли маленькую речушку Рубикон не с севера на юг, как подступавший к Риму Гай Юлий Цезарь, а в обратном направлении. Предзнаменование, должно быть. Опоздали более чем на час, и на Mochi Craft нам с американской деловитостью вручили пресс-кит по «Дельфинам» и торопливо проводили в соседнюю дверь, в штаб-квартиру Ferretti.
— Вас ждут!
Так определилась новая интонация — взволнованного, восторженного ожидания. Нас ждали: Доменико Пираццоли, глава пиар-департамента, Андреа Амели из инженерного департамента, Альберто Арфилли из лаборатории, переводчица Паола Паолини. Сеньор Пираццоли начал с извинений: Норберто Ферретти хотел встретить нас лично, но вынужден был уехать в Грецию, там новое судно. И тут же засыпал цифрами: Ferretti Group — лидер мировых продаж в классе свыше 12 метров.
В этом году ожидается доход более 600 миллионов евро. В составе консорциума девять брендов, каждый со своим лицом: собственно Ferretti, Pershing, Itama, Apreamare, Mochi Craft, Custom Line, Riva, CRN, Bertram. 16 верфей в Италии, одна в Америке. Здесь, в Форли — старейшая из верфей компании, ее сердце.
Восемьдесят один инженер трудится над новыми разработками; к 2008 году будет готово 67 проектов, 37 из них совершенно новые. От проекта до подготовки прототипа проходит всего полгода, поскольку многие этапы разработки удается синхронизировать.
Похоже, специалисты Форли рады были бы синхронизировать и свое выступление. Перебивая Доменико, Андреа Амели заговорил о технических новинках: NAVIOP — компьютерная система контроля; ARG — на 50% снижается дрейф и бортовая качка; уровень шума у Ferretti не превышает 74 децибел при допустимом 78; стекло выдерживает давление в 328 КПа — снова с азартом посыпались цифры, родной язык инженера.
А для Альберто Арфилли, с нетерпением дожидавшегося своей очереди, главное в Форли — созданная два года назад лаборатория. Здесь все материалы проверяются на физический и химический состав, на механическую устойчивость, проводят несколько суток в соляном растворе, где час идет за неделю реального плавания, образцы иногда приходится сжигать, чтобы убедиться в правильной пропорции состава.
— Но ведь материалы вы получаете от партнеров?
— Да, у нас постоянные партнеры.
— Зачем же тогда проверять?
— Совершенство — не отсутствие ошибок — это умение исправлять ошибки. Желание сделать еще лучше. Мы делаем самые красивые лодки, самые быстрые. Очень надежные. Но сделаем еще лучше.
Но тут инициативу перехватил Амели и увлек нас в инженерный отдел. Множество столов, наискось, под углом друг к другу, каждый разработчик уткнулся в свой экран. Мужчины приподнимают головы, машут приветливо рукой, женщины — их тут немало — не отвлекаются. Остановившись возле монитора, на котором складывалась разноцветная модель Itama 40, главный инженер позвал:
— Лоренца! Лоренца-а!
Худенькая черноволосая девушка ничего вокруг не замечала.
— Addicted! — подмигнул нам Андреа, жестом указывая на сгиб локтя и на экран. Мол, ее наркотик.
— Все вы тут наркоманы! — махнула рукой переводчица. — Обедать пора. И — кругленькая, полуседая, с живым птичьим взглядом — возглавила процессию.
Зал рассчитан человек на сто двадцать — вполне достаточно, все «население» верфи составляет две с половиной сотни. Для нас накрыли столы в последних рядах. Пестрые пластиковые сиденья, как в школьном детстве, закреплены по два на металлической оси. Чтобы сесть, надо дружно отодвинуть скамью. Мы проделываем это вместе с Паолой, и она тут же тянется к оказавшейся на нашем столе лишней тарелке с бутербродами.
— Нужно много есть! Иначе морщины. Мне через год шестьдесят. Заметно? Нет? Я сегодня хорошо выгляжу. Меня муж подвозил — бывший муж, у нас прекрасные отношения, он всегда меня подвозит в Форли, я здесь редко бываю, — он мне сделал комплимент. Даже поцеловал. После сорока мужчину надо отпускать. Норберто тоже...
Перехватив официантку, Паола с пристрастием расспросила ее о рецепте поданных нам равиоли.
— До пятидесяти лет я не умела готовить. Только поесть и читать кулинарные книги. А потом мы вместе с бой-френдом — он меня на пятнадцать лет моложе — решили готовить сами. И у нас получилось!
Она приветливо машет рукой кому-то в зале, останавливает, расспрашивает про жизнь, целуется.
— Вы здесь всех знаете?
— Конечно. Тридцать лет! Я была с мальчиками Ferretti с самого начала. Вместе с Норберто и Алессандро. Вы же знаете, у Норберто был брат, они вдвоем основали эту верфь. Алессандро умер совсем молодым. Вы знаете, как умер Алессандро? Он косил газон — на большой газонокосилке, — было скользко после дождя, он врезался в дерево и сломал бедро.
И заводясь:
— Подумаешь, сломал! Ему делали операцию. Им бы только богатому человеку ж... лизать! Надо было дать гепарин, чтобы не образовался тромб — у меня мама в прошлом году сломала бедро, я привезла ее в больницу и сразу сказала: давайте гепарин, чтоб вас! Маме девяносто лет, и она жива. А он умер! Они сказали: такой молодой человек, зачем разжижать кровь, усилится кровотечение... Тромб оторвался и ушел в мозг.
Паола утешается пирожными, надежно предохраняя себя от морщин. Из-за соседних столиков уже поднимаются отобедавшие.
— Не спешите! — по-дружески советует мне переводчица. — Что цеха смотреть? В этом смысле все верфи одинаковы.
— Что же здесь особенное?
— Люди! — убежденно произносит Паола. — Здесь прекрасные люди.
— Как так получилось? Как они подобрались?
— Все дело в Норберто. Норберто Ферретти — очень хороший человек! Он любит лодки. Он любит своих друзей.
И мы пошли смотреть лодки, которые делают люди, любящие свое дело и своих друзей.